Впервые за... не помню за сколько, но очень за много лет заходили хэллоуинящие подростки в поисках печенек) Грим был очень условный, но тут нет смысла как-то придираться, уже за сам факт респект
"Чем объясняли заключенные эти вопиющие извращения в следственном деле, эти бесчеловечные пытки и истязания? Большинство было убеждено в том, что их всерьез принимают за великих преступников. Рассказывали об одном несчастном, который при каждом избиении неистово кричал: «Да здравствует Сталин!» Два молодца лупили его резиновыми дубинками, завернутыми в газету, он, корчась от боли, славословил Сталина, желая этим доказать свою правоверность. Тень догадки мелькала в головах наиболее здравомыслящих людей, а иные, очевидно, были недалеки от истинного понимания дела, но все они, затравленные и терроризированные, не имели смелости поделиться мыслями друг с другом, так как не без основания полагали, что в камере снуют соглядатаи и тайные осведомители, вольные и невольные.
В моей голове созревала странная уверенность в том, что мы находимся в руках фашистов, которые под носом у нашей власти нашли способ уничтожать советских людей, действуя в самом центре советской карательной системы. Эту свою догадку я сообщил одному старому партийцу, сидевшему со мной, и с ужасом в глазах он сознался мне, что и сам думает то же, но не смеет никому заикнуться об этом. И действительно, чем иным могли мы объяснить все те ужасы, которые происходили с нами, — мы, советские люди, воспитанные в духе преданности делу социализма? Только теперь, восемнадцать лет спустя, жизнь наконец показала мне, в чем мы были правы и в чем заблуждались..."
"Песни в пустоту" Горбачева-Зинина были выложены безвозмездно в интернет ими самими, после того, как тираж был распродан везде, а переиздание пока не намечается. "Реаниматора культового кино" Мишенина можно было бы найти в интернете, но он подвернулся мне на Озоне с большой скидкой, по нынешним меркам - почти даром. Что же можно сказать о "Произвольной космонавтике" Анатолия Обыденкина, которая была напечатана в Рязани в 2006 тиражом в 1500 экземпляров? Уж она ближе к концу 2024 должна была кончиться где угодно.
Тем внезапнее, что кое-где она еще припрятана - на Выргороде, например. Но я пошел другим путем и купил ее на Авито - все вместе с доставкой обошлось менее чем в 400 рублей. А в ней определенно есть чем себя потешить - ее герои те, кто вроде как относится к русскому року в широком смысле, но на стыке с то ли "авторской", то ли "бардовской" песней, а между собой они так различны, что едва ли есть смысл городить огород, стараясь запихнуть их в какое-то одно направление. Под одной обложкой Константин Арбенин и Сергей Калугин, Олег Медведев и Ермен Анти, Зоя Ященко и Умка, и это только половина. Аннотация сообщает, что к книге прилагается еще и диск с записями, но в сделку диск не входил.
А еще Эдвин Ландсир уже в семнадцать лет создал, можно сказать, мем на века. Для этого он дорисовал альпийскому мастифу (то есть, еще не совсем сенбернару) Барри бочонок на шее.
Alpine Mastiffs Reanimating a Distressed Traveller
Ландсир был первым. Но с тех пор сенбернара-спасателя без бочонка представить так же сложно, как Фредди Меркьюри без усов. В какой-то момент даже чучелу Барри, стоящему в Бернском музее, добавили бочонок на шею - художественная правда победила.
И, раз уж вскользь затронул это в посте ниже... Мощное и мрачное полотно английского художника Эдвина Ландсира с красноречивым названием "Человек предполагает, а Бог располагает", посвященное пропавшей арктической экспедиции Джона Франклина на кораблях "Террор" и "Эребус". И отражающая одну из версий гибели ее членов.
Это длинное и рычащее слово в переводе всего лишь "охота". А умкэнэ - "детеныш белого медведя", "медвежонок".
Повесть, а может быть даже, по размерам и количеству сюжетных линий, маленький роман написала российская фантастка К.А. Терина (псевдоним?), близкая творчески к там называемым "новым странным", смешивая стимпанк с мифами народов Крайнего Севера. Получившийся коктейль напоминает о "Терроре" Дэна Симмонса, тем более что большинство действующих лиц и тут британские моряки (но все же не без некого "дайверсити"). Но у Симмонса, несмотря на присутствие мистики, сюжет определялся вполне естественными причинами, у Териной иначе.
Да и мир в этой повести, хотя и четко определен во времени (основное действие в 1904 году и флэшбеки из конца XIX века), совсем иной. В нем эфирные пароходы Британской Империи прокладывают курс через изнанку, напоминающую вархаммеровский Варп, в окружении черного льда. На борт одного такого корабля именем "Бриарей" поднимается шаманка недавно колонизированного народа луораветланов (которых, скорее всего, обитатели дневников знают под иным названием), а где-то в корабельном чреве не по своей воле скрывается еще одна представительница этого народа, девочка, ощущающая грозное присутствие еще одного нежданного пассажира. Триллер смешивается с камерным, строго ограниченным в пространстве детективом и космическим хоррором, персонажи переживают психоделические трипы под воздействием того самого черного льда, который оказывается не тем, что о нем можно предполагать, а под конец все выходит на уровень философских обобщений о цикличности всего сущего. Запад встречается, для разнообразия, не с Востоком, а с Севером, у которого совсем иные представления о времени и пространстве.
И дополнительный балл за механического, хотя и не электрического корабельного пса, который здесь тоже действующее лицо наряду с остальными.
Кроме шуток, повесть "Папа и море" как-то так и воспринималась, когда я читал. Эта тягостная атмосфера острова с маяком, куда они приплывают и начинают там ехать крышей, пусть даже все постепенно нормализовалось... "В глубине ноября" гораздо светлее сравнительно.
Новости нашего городка: несколько баров, принадлежащих, вроде как, одному лицу, повесило у входа объявления с запретом входить для квадроберов. Типа, смищно. Осталось понять, чем это отличается от затей одного шибко благочестивого бизнесмена, который лет семь назад открыл у нас в центре свою хлебную лавку и воспретил туда особой табличкой над входом доступ сначала "гомосекам", потом все-таки "содомитам", а потом закрыл ее из-за нехватки желающих покупать буханку по тысяче рублей. Ладно, понимаю, частный бизнес свят и малый предприниматель вправе не отпускать свои товары тем, кому не рад, как и я вправе никогда не переступать порог этих заведений, хотя сам и не квадробер ни разу.
Так, пожалуй, могло бы быть, если этот роман издали раньше, пусть даже с кое-какими цензурными правками, во время неслучившегося "послевоенного послабления" или в крайнем случае в самом начале Оттепели. Если бы он стал частью не только андеграундной и "самиздатовской", но и вполне легальной советской культуры в одном ряду с "Золотым теленком". Культурные судьбы романа при таком раскладе бы очевидно изменились.
Владимир Паперный в "Культуре Два" пишет: «Пройдет время, – заканчивает одну из своих судебных речей государственный обвинитель Вышинский, – …над нами, над нашей счастливой страной по-прежнему ярко и радостно будет сверкать своими светлыми лучами наше солнце. Мы, наш народ, будем по-прежнему шагать по очищенной от последней нечисти и мерзости прошлого дороге, во главе с нашим любимым вождем и учителем – великим Сталиным – вперед и вперед к коммунизму» (АС, 1938, 3, с. 2). По мере этого движения вперед и вперед ничего не меняется, солнце сверкает по-прежнему, поэтому исчезает сама возможность установить, движение это или покой, поскольку не с чем это движение соотнести. Движение в новой культуре становится вполне тождественным неподвижности, а будущее – вечности".
Движение к цели, которая остается по-прежнему отдаленной, похоже на какую-то адскую муку, даже если называть его "упражнением на выносливость". Вообще, книга весьма интересная, читаю ее медленно, понемногу, ход мысли впечатляет, многое охота выписывать. Допустим, о том, что прославление, так сказать, повторная канонизация Александра Невского в СССР стала возможной через фигуру Петра I. Сейчас такая связь выглядит очевидной, но вот до того у меня в голове ее не возникало.
О, эту историю с Реддита про ростовское "Общество летучих мышей" начали разгонять по рунету) Вкратце, кто-то увлеченный отрыл номер газеты начала XX века с заметкой о создании этакой добровольной дружины, гражданского патруля в помощь полиции, которая со всем не успевала справиться, с таким вот названием. Назвались по дому с барельефами на фасадах, в котором они собирались - эти мыши, кстати, там сами по себе прелесть х) А состав был сборным - парни из еврейского кружка и рабочие-токари с завода Ионаша Гоца (а вот и русский Уэйн).
Евгению Зубкову оставалось только обработать как следует фотографию тех лет
Нужно признаться - не все лидеры большевиков вызывают у меня исключительно отвращение, некоторые еще и умеренный интерес. Вот, например, Алексей Иванович Рыков, который... ну, вряд ли войдет в список наиболее популярных советских вождей. Что массам о нем известно? Низкоградусная водка-"рыковка", да еще, пожалуй, малопонятное сочетание "правый уклон". Жертва репрессий - но ведь далеко не он один, чтобы акцентировать на этом внимание. Но при чуть более пристальном взгляде всё становится куда интереснее.
Кем, например, был Ленин? "Вождем революции", ладно, а должность? Председатель Совнаркома... а следующий на этой должности как раз Рыков. Как же он вышел вдруг в преемники Ильича, а потом дал выдавить себя на явно второстепенный пост наркома почт и телеграфов, перед тем, как покатиться вниз без остановок и вплоть до расстрела? После книги Арсения Замостьянова"Три жизни Алексея Рыкова", в которой заглавный герой предстает со всех сторон, ответить на эти вопросы уже легче.
Для начала, если на основе его портретов, фотографий и редких упоминаний в учебниках кто-то может представить себе Рыкова таким, знаете, стереотипным интеллигентом-разночинцем, оторванном от реальности, умеющим говорить красиво, но народа не знающим, к практической деятельности годным плохо, а уж курицу своими руками зарезать для него потрясение всей жизни - то это будет ошибкой. Алексей Рыков вполне выходец из толщи народных масс, "из крестьян", хотя сам и не крестьянин (так же как и Есенин, например). Настоящим крестьянином был его отец, который смог немного приподняться и начать торговать, но сгорел от холеры в туркменской земле, за много верст от родного Саратова, сделав сиротами своих многочисленных детей. Мать Алексея умерла еще раньше, а для мачехи в приоритете ее родные дети, конечно, были над их сводными братьями и сестрами от первого брака. Пробиться в жизнь при таких стартовых условиях он смог через образование, так как был не лишен живого ума, усидчив и привычен к труду. Гимназия, вместе с наставлениями старшей сестры-народницы, сделала его левым, но левыми там среди его сверстников были в той или иной мере практически все. Рыков пошел дальше других, на путь борьбы: строжайшая конспирация, многочисленные псевдонимы, вылазки за границу, аресты, побеги, новые аресты... в 1913 году оказался в сибирской ссылке, просидел там почти всю Первую Мировую, встретил нам семнадцатый год, новости о революции и своем освобождении - так и началась вторая жизнь Алексея Рыкова. читать дальше Среди большевиков он давно был на хорошем счету, доказал свою надежность, давно был знаком с Лениным и входил в тот узкий круг, в котором было очевидно первенство, но еще не абсолютное лидерство Ильича. И соратником для него Рыков оказался... если коротко, полезным, но не удобным. Рыковы - он ведь был лоялен к своим, а кто может быть своим, это он тогда понимал весьма широко. И политический идеал у него был другим. Против узурпации всей власти исключительно большевиками, за широкую коалицию и правительство из социалистов.
С Лениным Рыков всю дорогу не соглашался, активно спорил, настаивал на своей правоте, но авторитет Ленина все-таки признавал и когда было нужно, действовал, как он скажет. И Ленин понимал, что на Рыкова он может опереться - поэтому протолкнул его после октября на министерскую по сути должность, в наркомы внутренних дел. Так что отец советской милиции, "рожденной революцией", именно Рыков, да. И он же - инициатор уплотнений в домах. Впрочем, на этой должности он не продержался и двух недель, ушел с нее и из состава ЦК, протестуя против диктата одной партии: Ленин взял курс на борьбу, а не компромисс с эсерами и меньшевиками, Рыков считал это ошибкой. Вскоре вернулся, помирился с Лениным и тот, не разбрасываясь такими кадрами, как Рыков, снова ставит его сначала на снабжение, потом на ВСХН - высший совет народного хозяйства. Если кажется, что это понижение после прошлого поста, то именно кажется - Замостьянов подробно расписал, чем была тогда "империя ВСНХ", какие Рыков тогда решал задачи и чего добивался (и Соловецкий лагерь особого назначения еще одно его "дитя").
Смерть Ленина застигла Рыкова на посту заместителя председателя Совнаркома... и тяжело больным, почти при смерти (инфаркт на фоне гриппа), но все-таки заставил себя встать с постели и ехать на похороны - предстояло нести гроб председателя и сразу же включаться в борьбу за власть. Сложно сказать, как почти одновременная смерть двух этих революционеров изменила бы дальнейшую историю, но вот в начавшейся схватке за власть у него были на руках хорошие карты. Для начала, он был одним из немногих, почти единственным после смерти Ленина, русским среди большевиков "первого эшелона". Это повышало народное доверие к нему, так что среди масс он как-то смог тогда укрепиться как "наследник и продолжатель Ильича". Дальше, по личным качеством он был человеком вполне обаятельным, хотя и заикался, но говорить умел и мог расположить к себе и крестьян, и рабочих, и спецов из "бывших" - в основном инженеров и других "технарей", с которым он общался чаще чем с какими-то еще. Так он и закрепился на ленинской должности, но в одиночку отбиваться от многочисленных соперников и в то же время проводить в жизнь политику НЭП было невозможно, нужны были союзники.
И Рыков заключает негласный союз с партийным секретарем Сталиным - сначала против Троцкого, а потом и против других оппонентов, благо по нэповском вопросы их разногласия тогда казались минимальными, и об этом периоде можно было бы написать пьесу с названием вроде "мой друг Иосиф Сталин" (спойлер - так себе из Сталина в итоге оказался друг). Здесь, кажется, заметен момент, когда к концу двадцатых убеждения Рыкова (при сохранении позиции) начинают меняться. Он бодро предлагает "увеличить население тюрем" за счет уклонистов, не догадываясь, что его самого объявят уклонистом. Рыков старался убрать с дороги всяких надоедал, мешающих "великой стройке", а когда его самого начали активно жрать, блокироваться было уже не с кем.
Конечно, для Сталина Рыков со своей склонностью к спорам и высказываниями о том, что крестьянина не нужно путать с дойной коровой, в итоге оказался абсолютно "лишним человеком". Потому, когда Рыкова удалось убрать с председательского поста, становящегося второстепенным, и поставить на почты и телеграф, его судьба в общем-то была предрешена - начиналась третья, самая короткая его жизнь. Признаюсь, дочитывал я уже с трудом и почти через силу - слишком велико было под конец раздражение всеми этими "участниками регаты", а в том, сколько еще времени для выторгует Рыков своими извинениями и покаяниями (лица, справедливости ради, он все-таки пытался не терять) и сколько успеет сделать на должности "главпочтмейстера" для уже приговорившего его в перспективе государства, не было ни малейшей интриги. Однако ж, книга исключительно полезная, раскрывающая "портрет человека и его эпохи", а заодно показывающая тех, кто был рядом. Вот, например, Виктор Ногин - нарком торговли и промышленности (еще одна важнейшая, если подумать, должность), соратник и практически двойник Рыкова. Такой же "умеренный" по своей позиции, прагматик и неплохой хозяйственник, так же спорил с Лениным и выходил из ЦК, но вот только умер в мае двадцать четвертого, и Богородск Московской области был назван в его честь и обратно пока так и не переназван. Вот как иногда полезно вовремя умирать - а Рыков был реабилитирован только во второй половине восьмидесятых.
Фото американского журнала TIME, Рыков первый русский и первый советский государственный деятель на его обложке
Это случилось - альбом "Звездный падл" Бутусова-Каспаряна на стихи Евгения Головина теперь на Яндекс.Музыке. Хотя выложили его туда как-то криво: треки смещены, их названия перепутаны. Так что верное название песни в заголовке поста.
Что-то Хармс вспоминается не только к началу отопительного сезона, но и в связи со всеми этими ограничительными новостями, которые почти каждый день прилетают одна за другой прямо в морду и от всех от них не увернешься. Смотрю фотки людей, у которых шел снег, а у меня за окном температура плюсовая, так что пока только дожди и лужи.
Пыльный шум толпится у порога... Узкая Виндавская дорога, Однопутье, ветер да тоска... И вокзал в затейливых причудах - Здесь весь день топорщатся на блюдах Жабры разварного судака.
Для тебя ни солнца, ни ночлега, Близок путь последнего побега, Твой царевич уведён в подвал, Свет луны и длителен и зыбок, В показаньях множество ошибок, Расписался сам, что прочитал.
Паровоза огненная вьюга, И в разливах тушинского луга Вспоминай прочитанную быль - Здесь игра большая в чёт и нечет, Волк в лесу, а в небе ясный кречет, А в полях ревёт автомобиль.
Обжигай крапивою колена, Уходи из вражеского плена По кустам береговой тропы! За Филями на маневрах танки, У тебя ж, залётной самозванки, Прапоры да беглые попы.
Да старинный крест в заречной хате... А сама служила в Главканате По отделу экспорта пеньки. Из отчётов спешных заготовок Убедилась в прочности верёвок, Сосчитала пушки и штыки...
Посмотри, прислушайся, Марина, Как шумит дежурная дрезина, Шелестят железные мосты, Как стрелки берут на изготовку, Кто клинок, кто жёлтую винтовку, Как цветут и шевелятся рты.
И стрелки в своём великом праве Налетят, затравят на облаве, Не спастись ни в роще, ни в реке. А на трупе - родинки и метки, Чёткий шифр из польской контрразведки, Что запрятан в левом каблуке... Сергей Николаевич Марков, 1929