Джоан Роулинг была далеко не первой, кто глумился над британскими частными школами и порядками в них. И у нее это еще очень щадяще, по-доброму (она больше к чиновникам цеплялась). Менее щадящий пример - St. Trinian’s, изначально серия рисованных скетчей о закрытой школы для девочек, носящей имя некоего святого Триниана. Создатель, Рональд Сирл, карикатурист, прошедший японские лагеря, частично списал ее с некоторых реальных школ, но неистово выкрутил все ползунки на максимум. Во нравах полный дарвинизм с оттенком элегантности: rikki-t-tavi.livejournal.com/693786.html
Позже Сирл попытался, как Конан Дойл, уничтожить собственное детище и устроил в школе пожар, запалив ее со всех четырех концов. Но такое уничтожение редко удается. Вокруг St. Trinian’s возникла франшиза, одних только фильмов было снято никак не меньше пяти. Самый известный, с переносом действия в XXI век, получил при переводе на русский язык поразительно безликое название "Одноклассницы". Он отличается каким-то золотым кастом: среди актеров Колин Ферт, Лена Хиди и Руперт Эверетт (который тут, однако, травести). Это был 2007 год, и фильм с довольно-таки спорными с точки зрения нынешнего дня моментами не зарубили по соображениям цензуры. эх, вот в нулевых-то было всё!
К Гузели Яхиной я отношусь в принципе спокойно – без неприязни, но и среди моих любимых писателей ее нет. Читал и «Зулейху», и «Дети мои» - понравилось, но не на сто процентов. А тут «Эйзен», «роман-буфф», как она сама его определила. О Сергее Эйзенштейне, как бы биография, но на грани с художественным – уже усеченная фамилия в заглавии как бы намекает. А почему бы и нет, подумал я.
Разбита книга на восемь глав, по числу эйнштейновских фильмов (и построена так, что из нее можно было бы скроить мини-сериал), но начинать приходится все-таки сначала. С детства, откуда многое выросло – крайне сложные отношения с матерью, пустота на месте отца, желание ворваться в искусство. Рисовал Сергей с детства, но удавались ему в основном карикатуры. С театром не задалось, вошел в кино, но сначала с какого-то бокового входа. Занимался он первоначально тем, что брал иностранные киноленты (в основном немецкие, в том числе и Фрица Ланга) и перекраивал их для соответствия идеологии – менял эпизоды местами, что-то совсем выкидывал, добавлял титры, подсказывающие, как понимать увиденное на экране в идейном смысле. Так формировался характер – характер шута, трикстера, канатоходца, человека ранимого, тщеславного, бесконечно влюбленного в себя. Человека, мечтавшего поразить если не весь мир, то весь Советский Союз, и сделавшего первый шаг к этому своим дебютным полнометражным фильмом «Стачка» - с эстетикой его карикатур и гипертрофированным насилием, переливающимся через экран. уже ни съёмках «Стачки» нашелся человек, который станет для Эйзенштейна оператором на протяжении почти всей его карьеры и будет его уравновешивать.
Эдуард Тиссе, он же Тис, получился у Яхиной не менее архитепичным, чем Эйзен. Но это архетип уже иного свойства, Человек-Очевидец, который в четырнадцатом году ушел на фронт с кинокамерой. И все последующие годы снимал – мировую войну, Гражданскую войну, ее последствия, голод начала двадцатых. Тиссе влюбился в творчество Эйзенштейна именно потому, что видел, что всё это насилие игровое, какое-то сказочное, кровь бутафорская, смерть игрушечная, и отдыхал душой на съёмках.
За «Стачкой» последовал «Броненосец Потемкин», появившийся именно в таком виде, в общем-то, по случайности, но ставший вехой уже не для советского – для мирового кино. Этот фильм повезли в Европу, там-то к Эйзенштейну и вернулся бумеранг. «Броненосец» безжалостно искромсали, вырезая оттуда сцены «для соответствия цензуре». Впрочем, даже в таком виде этот фильм объявили прорывным. За «Броненосцем» был «Октябрь» с фэнтезийной, но для миллионов людей теперь абсолютно каноничной сценой штурма Зимнего, а потом…
…А вот потом начинается то, о чем я до этого не задумывался – вся вторая половина карьеры Эйзенштейна – это значимые для кино, даже великие, но провалы. Колокол начал звонить для него еще в конце двадцатых, когда режиссер устроил себе каникулы в Мексике длиной в три года. Снимал фильм о Латинской Америке, наслаждался ее красотой, обретал покой с собой и миром… безбожно провалил все сроки и заставил советскую прессу подозревать его и его команду в дезертирстве. А во время возращения через США всю пленку у него отобрали и, несмотря на все протесты и запросы, так и не вернули. На время Эйзенштейн уходит на дно, потом его осеняет, чтобы показать, что он не просто так проедает славу времен «Броненосца», берется за «Бежин луг», вдохновленный историей о Павлике Морозове. Фильм все хвалили авансом, а потом запретили и распорядились уничтожить всю пленку (из того, что героически сохранила одна из сотрудниц, потом сделали фотофильм), и Эйзенштейну пришлось унизительно каяться. «Александр Невский», казалось бы, бесспорная удача, сразу стал всесоюзным хитом, князя Александра и по сей день чаще всего представляют в виде актера Черкасова… Но даже он вышел в не самое удачное время – случился разворот во внешней политике, и фильм, заточенный против немцев, убрали с экранов. Сталин, однако, поступил здесь тонко – выдал режиссеру премию имени себя, и именно за Невского, но перед этим перебросил его на театр, ставить «Валькирию» Вагнера для немецкого дипломата фон Шуленберга. Да, это был еще один провал.
И обо всем этом можно сказать, что Эйзенштейн «еще легко отделался» - с учетом того, какие годы были на календаре. Лег в землю сценарист «Бежина луга» Исаак Бабель, был раздавлен цензор и желчный критик Эйзена Борис Шумяцкий, а с ними и многие другие – а Эйзенштейн выжил.
Была у него давняя мысль снять свой восьмой фильм о Пушкине, причем через призму односторонней любви к женщине старше него – Екатерине, жене Карамзина. Вместо это пришлось снимать об Иване Грозном, которого некогда играл его учитель Всеволод Мейерхольд – тоже, к слову, расстрелянный. Сначала все планы поломала война, снимать старинную Москву пришлось в Ташкенте. Потом Эйзенштейна предал его герой. Вроде и режиссер показать «царя-отца», мудрого и сияющего, а выходила какая-то зловещая раздвоенность. На экране усердно ставили палки в колеса разные суки-бояре, а главным врагом Ивана все равно выходил сам Иван. Первая часть вышла при хвалебных рецензиях в прессе и какой-то сомнительной реакции зрителей. Вторую в кинотеатры не пустили после того, как высокие арбитры назвали эйзенштейновских опричников «дегенератами».
В общем-то это был конец. Прооперированный Эйзенштейн прожил еще два года и умер в пятьдесят лет. Вторую часть «Грозного» выпустили на экраны во время Оттепели, третья часть осталась задуманной, но неснятой. Неосуществленным осталось гораздо больше – например, экранизация «Конармии» Бабеля и некий фильм о Тамерлане. Чтобы это все воплотить, Эйзену нужно было жить куда дольше и желательно в каком-то другом мире.
Лев Троцкий, "Литература и революция": "Не так давно Чуковский поощрял Алексея Толстого к примирению — не то с революционной Россией, не то с Россией, несмотря на революцию. И главный довод у Чуковского был тот, что Россия все та же и что русский мужик ни икон своих, ни тараканов ни за какие исторические коврижки не отдаст. Чуковскому чудится за этой фразой, очевидно, какой-то большущий размах национального духа и свидетельство неискоренимости его… Опыт семинарского отца-эконома, выдававшего таракана в хлебе за изюмину, распространяется Чуковским на всю русскую культуру. Таракан, как «изюмина» национального духа! Какая это в действительности поганенькая национальная приниженность и какое презрение к живому народу! Добро бы сам Чуковский верил в иконы. Но нет, ибо не брал бы их, если б верил, за одну скобку с тараканами, хотя в деревенской избе таракан и впрямь охотно прячется за иконой. Но так как корнями своими Чуковский все же целиком в прошлом; а это прошлое, в свою очередь, держалось на мохом и суеверием обросшем мужике, то Чуковский и ставит между собой и революцией старого заиконного национального таракана в качестве примиряющего начала. Стыд и срам! Срам и стыд!"
Чуковский вполне мог использовать последнюю фразу именно с намеком на своего пылкого критика. Первым делом вспоминается, конечно, Мойдодыр, но есть у Корнея Иваныча сказка с более подходящим контекстом - "Тараканище": И вскричал Гиппопотам: «Что за стыд, что за срам! Эй, быки и носороги, Выходите из берлоги И врага На рога Поднимите-ка!»
Троцкий=Гиппопотам... было бы соблазнительно счесть, что под тараканом Чуковский выводил Сталина, но нет - по датам оно никак не стыкуется. Это тот случай, когда таракан - это просто таракан.
Сталин, что характерно, с этой сказкой был знаком и позже даже сослался на нее в своей речи, говоря о там, как Бухарин и другие его бывшие товарищи якобы трясутся перед обычным тараканом (который здесь символизирует "бессильный призрак контрреволюции"), шарахаются от него, а он, Сталин, объясняет им что таракан ничем не опасен.
В интернете пишут, Ватикан вовсю ведет подготовку к канонизации Карло Акутиса. Родился в 1991, программировал на C++, «первый святой миллениал»… Начальный этап канонизации уже завершен. Первый слой комментариев вполне предсказуем – мол, католики изо всех сил стараются поспевать за временем…
А в моей Церкви кого канонизировали за последние годы? Идет, конечно, процесс прославления новомучеников и исповедников, но он заметно замедлился. И понятно почему – церковное руководство сейчас предпочитает не вести за собой, а следовать за повесткой дня, определяемой не ими.
В 2016 году, незадолго до столетия его расстрела, закончили канонизацию Евгения Боткина – и это великое дело, пишу безо всякой иронии. За несколько лет до этого сочли достойным почитания в России Александра Шмореля – тоже было отрадно. А сейчас? Сейчас начали обсуждать канонизацию Суворова. Я совсем не против – он, насколько я знаю, был действительно религиозным, и даже его эксцентричность тут уместна. Но опять же, это XVIII век. Поновее никого не нашлось?
А о том, чтобы прославили кого-то жившего после 1991 года в ближайшие годы, и думать не приходится.
Сегодня исполнилось 85 лет Маргрете II, королеве Дании, той, которая отреклась в начале прошлого года, переписывалась под псевдонимом с Толкином и рисовала иллюстрации к изданию "Властелина Колец" на датском. Она она же была первой среди европейских монархов, кто посетил СССР - в 1975 году (опять-таки юбилей).
А в 1993 году советский и российский художник Дмитрий Жилинский (думаю, те кто были в Третьяковке, так или иначе видели его картины) написал ее портрет. Повод был значительный - аж 500 лет с установления дипломатических отношений между Данией и Россией.
Портреты на стенах не случайны - на них отец Маргрете Фредерик IX и русский император Александр III, связанный с датским правящим домом родственными отношениями. У ног королевы такса. Это ее любимая порода собак, ту, которую она держит сейчас, зовут Тиллия.
Фамильное сходство, как мне кажется, вполне заметно, даже несмотря на плохое качество фото. Изгибы его биографии тоже интересны - Иностранный легион, участие в La Résistance, затем какие-то дела в Африке... "Французы и Африка" - это, опять же, тема для очень долгого разговора, вплоть до наших дней.
Вернулся из Казани) Пока я ехал туда на поезде через Москву и окрестности, на путях лежал снег, обратно – то же самое. Почти середина апреля, да. Возвращаясь, прочитал, что в нашем городе открылся фестиваль «Русское лето»… «Ну, вот такое хреновое у нас лето». Путешествием я доволен. Впервые забрался так далеко на восток. Впервые побывал в мечети (Казань, вроде как, самый северный центр ислама). Впервые попробовал конину) Немало стрит-арта, в основном, с национальной окраской: читать дальше
Но есть и исключения:
Это на улице Баумана, главной пешеходной магистрали Казани. Она похожа на Большую Покровскую в Нижнем Новгороде) В Воронеже, кстати, такая улица тоже есть, но пешеходной она становится обычно раз в год, на День города. Если сильно повезет – то и на 9 Мая… Улица Баумана длинная и на ней много всего, например, конь в пальто:
И такая вот стимпанковая такса, она же лавочка у местной пельменной:
Шаляпин:
Памятник Коту Казанскому из русских лубков тоже тут:
А с этой колокольни, я слышал, хороший обзор, но на нее я не поднимался.
Был, конечно, в Казанском кремле. Смотрел мечеть Кул-Шариф изнутри и снаружи, стоял на смотровой площадке.
Был в нескольких казанских православных соборах, тоже очень красивых. В одном из них довольно-таки редкое изображение Христа с его тайным апостолом Никодимом, похожим здесь то ли на арабского шейха, то ли, возможно, на знатного ордынца.
Потом был огромный и полный всего, от юрт до кареты Екатерины II (копия этой кареты, только меньше, но другая, стоит как раз на Баумана в качестве фотозоны для туристов Республиканский музей. А еще сама архитектура центра и набережная реки Казанки – а вот Волгу я там увидел только самым краешком.
Дворец Земледелия:
К вопросу «где поесть» - тут мне как-то больше всего зашел «татарский Макдональдс» Тюбетей. Вот на что надо было смотреть как на образец, делая замещение! Обычные «вкусные точки» тоже щедро натыканы по городу. Ну и столовые с непременным чак-чаком, вроде «Дома чая». Да, метро, разумеется, в Казани тоже есть:
"Стал думать, какой архетип так сильно цеплял культ Гагарина, что оно было мегапопулярно и остаётся таким до сих пор. То, что архетипичность тут есть и ярко выражена, довольно очевидно.
Гагарин (и вообще Космонавт), как образ из пропаганды и масскульта - однозначный Герой. Он архетипически гораздо больше Герой, чем награждённые и прославленные герои Великой Отечественной и Гражданской войн. Архетипически они вовсе и не Герои, а Мученики (сам сюжет - Иисус Христос, да и вообще в христианстве он мегапопулярен). Подвиг Мученика в том, что он добровольно страдал и умер, принеся сам себя в жертву Чему-То Большему. Гагарин - это не такой персонаж, как Матросов, а такой, как Супермен. Подвиг Героя в том, что он могуч и крут, и свою крутость употребил для великих свершений.
Но какой именно Герой? Я сначала грешил на Героя-Странника, Одиссея. Но потом дошло, что Гагарин - это Персиваль, рыцарь-простак, нашедший Грааль. читать дальше Тут всё сходится. Отряд космонавтов - это рыцари круглого стола. Они посвящают свою жизнь служению великой цели, рискуют и прилагают сверхусилия ради неё, но это, во-первых, не люди из народа, это элита, избранные (то, что Гагарина подобрали в том числе и потому, что у него рабочая биография - это не антиэлитизм, это просто жест в сторону того, что у этой элиты другие критерии отбора), как и рыцари, а, во-вторых, они не жертвуют собой, они собираются вернуться живыми и жить долго и счастливо (тиражируемый образ героя войны - тот, кто собирается умереть за высокую цель, а выжить может только чудом). Риск - это не то же, что и самопожертвование.
Собственно, сюжет истории отряда космонавтов тоже похожий. Были рыцарями - все, и искали Грааль - все, а нашёл только Персиваль, который на это не особо и надеялся (вроде, в самой артуриане ещё двое было, в других сюжетах). Были космонавтами - весь отряд, а Первым был только Гагарин. Совпадает даже деталь о том, что Персиваль находит Грааль тогда, когда этого не ждёт, потому что первоначально отправить первым хотели совсем и не Гагарина, а Титова.
Что есть Грааль? Принципиальное сокровище, святыня, трансценденция, воплощённая в материю. Первый полёт в Космос - это нематериальное, но для советского человека тех времён однозначно святое, триумф Науки и Человека над косной материей и законами природы, запрещающими покидать свой мир. Это превращение невозможного в возможное. Это чудо. Учитывая, что это рукотворное чудо, ранг своего автора оно тоже очень сильно поднимает. Рыцарь вообще - это по определению мистик, тот, кто лично общается с сакральным, а тут персонаж стал проводником сакрального для всей нации. То есть, пророком.
В советской культуре того времени в принципе архетип Рыцаря был не представлен. Ленин - это Прометей, вождь-тираноборец. Сталин - это Зевс, патриархальный царь. Всякие там участники освободительных войн в третьем мире - это те же Мученики, сюжет Иисуса Христа.
Так что Гагарина восприняли именно как культурного героя, пример для подражания. Дети хотят быть космонавтами, потому что, ну, кем же ещё? Что вообще может быть достойней и желанней такого?
И да, за всяким Рыцарем стоит Кузнец, выковавший ему меч и доспехи, а у Гагарина есть Королёв. Миф не очень хорошо принимает то, что Кузнец важнее рыцаря, хотя исторически левел Королёва в своём классе был много выше, чем Гагарина - в своём. Или, вернее, так: левелы примерно одинаковые, но Гагарин легко заменяется на кого-то в разы ниже себя, а Королёв - нет. Но сакрально-архетипическая логика замены Рыцаря на Кузнеца не примет: получается, мы героическую сагу на производственный роман заменили, оно нам надо? Да и не дело Кузнеца лезть в сакральное (подумаешь, пирамиду построил! лучше бы новых жилых домов с двухкомнатными квартирами! и больницу!). А две равноправные (или хотя бы сравнимые по рангу) архетипические фигуры такой силы - этого мозги людей бы уже не выдержали. Либо (скорее всего) закрылись бы и не приняли бы ни того, ни другого, либо (если бы защиту пробили силой, крича про обоих из каждого утюга) устроили бы квазирелигиозную истерию, и всем было бы очень плохо.
(Другие космонавты, которые не Гагарин - это не равные архетипические фигуры. Это кордебалет, подтанцовка. Роль простого рыцаря предлагалась подросткам и детям. Не по-настоящему, конечно, но поиграть в это было можно во всяких кружках-клубах. Это, ессно, служит физическому и умственному самосовершенствованию, предлагает опыт самореализации. Как бы ритуал, мистерия - но с вполне очевидной практической общественной пользой.)
В общем-то, судя по всему, связка Космоса и Героя довольно очевидна. Жанр космооперы, в котором как само собой к герою, который там приключается, прикручиваются джунгли далёких планет, свирепые монстры, коварные враги, сокровища, спасение мира и любовь/страсть тоже не на пустом месте вырос. Но в космоопере космос всё-таки чужой, но не трансцендентный. Далёкие земли за пределами обжитого Шира, но не врата Рая. В советской фантастике Стругацкие пишут уже чистую космооперу (космос опасный, но там вполне можно приключаться в штатном режиме), а вот у Ефремова в ТА вышел очень сильный сплав того и другого, практически героические приключения в абсолютно нечеловеческой реальности. Планета железной звезды так и вовсе на загробный мир тянет". forest_badger
Пересмотрел тут впервые с детства (когда этот фильм шел по ТВ) "Джуманджи". Фильм отличный, конечно. Но мне почему-то казалось, что раз он тех лет, про детей и "для семейного просмотра", то комедия. Оказалось, ни разу, и близко не она. Местами даже почти хоррор - последствия от бегающих слоников (а еще носорожиков и зебриков) изображены хотя и словами, но вполне конкретно. И игра ближе к концу с каждым новым ходом начинает нагло читерить, зато попытки обойти ее правила замечает и мстит за это. И классический хоррорный открытый финал, когда "Джуманджи" находит новых жертв.
Да и сюжет с закрытым десятилетия спустя гештальтом Алана и Сары тоже не сказать что совсем детский.
Вадим Нестеров (а о втором томе "Людей, принесших холод" от него до сих пор никаких известий, печаль...) написал что-то крайне годное. В основном, конечно, меня заинтересовал Шамиссо - все же в наших палестинах он известен куда меньше, чем Шварц. А зигзагов биографии и у него тоже хватало... "...Вынужден напомнить, что Гофман и Гауф со своими страшными сказками были лишь частью куда более многочисленного и разнообразного явления, оставшегося в истории как "немецкие романтики".
А одним из наиболее ярких немецких романтиков был Адельберт фон Шамиссо, пусть он и был не совсем немецким.
Почему? Потому, что первые годы жизни его звали Луи-Шарль-Аделаид де Шамиссо де Бонкур, и он урожденный француз, ставшим немецким писателем и ученым.
Родители-аристократы, спасаясь от гильотины, бежали в Германию из революционной Франции, когда он был еще подростком. Бежали практически в чем были, поэтому, когда мальчик подрос и закончил гимназию, ему пришлось ради денег завербоваться в прусскую армию. Это было особенно тяжело, поскольку воевать пришлось против своих же французов.
В общем, провоевав несколько лет, Шамиссо вышел в отставку при первой же возможности и нашел себе место учителя, а когда после реставрации семья вернулась во Францию, он, к удивлению всех, прикипев душой к немецкой культуре, с ними не поехал, а навсегда остался в Германии.
Шамиссо стал известным ученым - ботаником и зоологом, открывшим, в частности, явление метагенеза - чередования бесполых и размножающихся поколений (на картинке - метагенетический жизненный цикл сцифоидных медуз).
При этом Шамиссо вовсе был не кабинетным ученым - в 1815 году он принял приглашение отправиться в качестве естествоиспытателя в кругосветное плавание и три года колесил по миру от Сибири до Полинезии и африканских островов на русском бриге "Рюрик" под командованием капитана Коцебу. Русский язык, кстати, за эти три года он выучил в совершенстве. Да, и русский матерный - тоже. читать дальше Но наукой деятельность фон Шамиссо не ограничивалась - как я уже сказал, онемечившийся француз был известным и даже знаменитым писателем-романтиком. Много переводил на немецкий с русского и французского. Сочинял как прозу, так и стихи, иногда очень удачно. Достаточно вспомнить, что его баллада «Ночная прогулка» (Nächtliche Fahrt) в русском переводе стала народной песней «Окрасился месяц багрянцем».
Но главной книгой, которая и вписала его в историю, стала повесть «Удивительная история Петера Шлемиля». Фамилия, кстати, говорящая - от этого же корня происходит еврейский "шлемазл" - неудачник, растяпа и лошара.
Эта повесть появилась после одного забавного эпизода - Шамиссо путешествовал по Германии в компании с другом - бароном Фридрихом Генрихом Карлом де ля Мотт Фуке, потомком таких же французов-эмигрантов (правда, бежавших в Германию не от революции, а от резни гугенотов), и таким же писателем-романтиком, автором знаменитой сказочной повести "Ундина".
Однажды они на день расстались, а когда вечером встретились, выяснилось, что рассеянный Шамиссо потерял практически все, что брал с собой: рюкзак, плащ, шляпу и носовой платок. Вы в курсе, про какую часть тела его бы спросили у нас, но это были немцы. Поэтому развеселившийся барон Фуке поинтересовался: "А тень ты свою не забыл?".
А Шамиссо не обиделся, а задумался - а действительно, что бы было, если бы он потерял тень? В результате раздумий на свет появилась страшная сказка для взрослых, которые всегда особенно любили немецкие романтики.
Юный, наивный и очень бедный молодой человек Петер Шлемиль случайно знакомится с таинственным человеком в сером. Тот поминутно совершает чудеса, доставая из кармана все, вплоть до запряженной кареты, но на это почему-то никто не обращает внимания.
Знакомство заканчивается тем, что наш шлемазл отдает Человеку В Сером свою тень в обмен на волшебный кошелек Фортунато, в котором никогда не заканчивается золото. Да, да, я тоже сразу вспомнил проданный смех и мутного господина в клетчатом. Немчура же, что еще скажешь. У них все мысли об одном.
Вскоре после этой сделки Петер понимает одну неочевидную вещь: если твою проблему можно решить деньгами - это не проблема, а незапланированные расходы.
Настоящие проблемы деньгами не решаются. Деньги, увы, не всесильны. Особенно когда речь идет о твоей неполноценности - а именно так воспринимают люди отсутствие тени у Петера.
Несмотря на богатство, юноша становится изгоем и, изнывая от тоски и проклиная собственную глупость, ожидает возвращения Человека В Сером, с которым они договорились встретиться ровно через год после сделки. Как вы наверняка догадываетесь, на этой встрече он получит новое предложение - долговязый случайный знакомый с неприятным лицом согласен вернуть тень - но...
В обмен на душу.
Сразу скажу, что сказка получилась очень жесткой, потому что была очень честной. Петера предадут близкие люди, от него уйдет женщина, которую он полюбил, причем уйдет к его злейшему врагу.
Но он все-таки найдет выход, пусть и заплатив за свою наивную глупость очень высокую цену.
Повесть Шамиссо стала настоящим бестселлером своего времени. Она практически сразу была переведена на все европейские языки (в том числе и на русский),
А в германоязычных странах ее читали практически все и спорили о ней до хрипоты.
Ганс-Христиан Андерсен, буквально заболевший этой историей, и в итоге все-таки переписавший ее на свой лад, даже вставил в свою сказку "Тень" отсылку к Шамиссо: "И ученый рассердился не столько потому, что тень ушла от него, сколько потому, что вспомнил известную историю о человеке без тени, которую знали все и каждый на его родине. Вернись он теперь домой и расскажи свою историю, все сказали бы, что он пустился подражать другим…"
Как вы понимаете, мы уже добрались до второго звена в цепочке - сказки Ганса-Христиана Андерсена "Тень".
Некий молодой Ученый, отдыхая где-то на юге, заметил на балконе дома напротив прекрасную девушку. Увы, но до балкона на той стороне улицы дотягивалась только тень Ученого - вот он сдуру и попросил ее посмотреть, что же творится в том доме?
А тень-то вдруг оторвалась от его ног и юркнула в балконную дверь. И назад не вернулась.
Хорошо, что дело происходило на юге, а на юге все быстро растет. Вот и у ученого выросла новая тень, большая-пребольшая, лучше прежней.
Но через несколько лет к нему пришел богато одетый господин и признался, что он и есть его бывшая тень - обжившаяся среди людей и даже преуспевшая в жизни.
На правах старого приятеля, жившего рядом с рождения, Тень предложил возобновить знакомство, и Ученый не нашел причин отказать.
Тем самым сделав первый шаг на пути к трагическому финалу...
Сказки Андерсена в принципе не блещут здоровым оптимизмом и румяным человеколюбием. Но "Тень" - пожалуй, самая мрачная из его сказок.
Там обязательный для сказок хэппи-энд, демонически хохоча, выбросили в форточку на мороз, предварительно приложив его пару раз об угол массивного стола - для гарантии. А трагический финал не оставляет сомнений - этот мир гадок и очень-очень-очень плох.
В особенности - для хорошего человека.
Но при этом "Тень" - одна из самых мудрых его сказок.
Вернее сказать - трудно оспариваемых.
Ведь если не врать себе, то носатый датчанин-мизантроп всего лишь напоминает истины, очевидные любому человеку, повидавшему жизнь во всем ее разнообразии.
Андерсен говорит о том, что стать человеком в глазах других людей довольно легко - обычно для этого хватает приличного костюма, элементарной вежливости и умения связать пару слов.
Нетрудно добиться и признания в обществе - для этого достаточно иметь деньги и быть не сильно жадным.
Заработать деньги тоже не бином Ньютона - их всегда можно либо забрать, либо выманить у других людей. Лох не мамонт, лох не вымрет.
Можно даже добиться высшей власти — были бы податливы хорошие, но простодушные люди.
А главное - мрачный сказочник напоминает, что путь вверх начинается с маленького преодоления, а путь вниз - с маленькой уступки.
И к статусу той самой овцы, которую сначала будут стричь, а потом забьют на мясо, тебя подведут - подведут умело, неспешно, но жестко. По шажочку, по ступенечке - но с каждой уступкой твой статус будет падать, а степень зависимости - расти.
И финальные строчки сказки звучат приговором этому миру. Приговором, который не только не получилось оспорить, но который уже даже привели в исполнение:
"Вечером весь город был иллюминирован, гремели пушечные выстрелы, солдаты отдавали честь ружьями. Вот была свадьба! И принцесса с тенью вышли на балкон показаться народу, который еще раз прокричал им «ура». Ученый не слыхал этого ликования – с ним уже покончили".
"Страшная получилась сказка" - так, если не путаю, звучит реплика в одной из пьес Шварца.
Наверное, именно эта беспросветность и безнадежность андерсеновской "Тени" не давала покоя доброму сказочнику Евгению Шварцу.
Не случайно эпиграфом к собственной пьесе "Тень" Шварц поставил цитату из 8 главы мемуаров Андерсена "Сказка моей жизни". Эпиграф звучит так: "…Чужой сюжет как бы вошел в мою плоть и кровь, я пересоздал его и тогда только выпустил в свет".
Это и про Андерсена, начитавшегося Шамиссо, и про Шварца, не желающего соглашаться с Андерсеном.
Пьеса Евгения Шварца "Тень" была закончена и впервые поставлена в Ленинградском театре комедии накануне войны, в 1940 году.
Но сегодня ее помнят почти исключительно по двум экранизациям.
Одноименной постановке Надежды Кошеверовой 1971 года, где роли Тени и Ученого сыграл Олег Даль.
И снятому ровно через 20 лет после первой экранизации фильму Михаила Казакова "Тень, или Может быть, всё обойдётся", где этих двух персонажей исполнил Константин Райкин..."
Фильм "Эон Флакс", тот, что с Шарлиз Терон, кстати, довольно посредственный, я даже не смог выдержать его полностью. А вот мультсериал Питера Чунга - это совсем другое дело.