Есть такой классный проект, "Живые мемории" - короткие анимационные документалки по воспоминаниях известных (и не очень известных) людей преимущественно из начала XX в разных стилях в разных стиляХ. озвученные российскими актерами. Некоторые из них я когда-то приносил сюда - например, воспоминания Антона Туркула и Элеоноры Лорд Прей.
И вот команда этого проекта сделала полнометражный альманах и запускает его:
В моем городе, как я уже посмотрел, в одном кинотеатре, в понедельник в 19:30, что как бы максимально неудобно. Хотя... это же премьерный показ, может, будут и еще?
В этот раз воспоминания восьмерых: Василия Перова, Андрея Тарковского, Марины Цветаевой, княгини Урусовой, Тамары Петкевич, Сергея Дурылина, Сергея Коненкова и Александра Вертинского.
В анонсе второй части "Зверополиса" меня удивил даже не сам факт (понятно было, что рано или поздно это случится), а то, что первая была 10 лет назад. Как и затейливый "Хардкор" Найшуллера (на который я тогда ходил в кинотеатр). Как и третий "Ведьмак". Как и... А ведь по этому году (и вообще десятилетию) ведь уже можно тоже какой-то свой "Попкульт" делать!
(а что до ранней версии "Зверополиса", той, с ошейниками, якобы из себя острой-антиутопической, имхо, она гораздо хуже, чем то, что получилось в итоге. Респект тем, кто не пошел по этому пути и все переписал)
"В целях обеспечения безопасности и большей стабильности, Французская Республика будет реорганизована нами..."
Сто один год назад Наполеон Бонапарт провозгласил себя императором, изменив под это дело конституцию, и начал подготовку к коронации. Французский поэт-монархист Антуан Ривароль, умерший в 1801 году, задолго до этого написал: "Забавно было бы посмотреть, как философы и безбожники однажды, скрипя зубами, потащатся за Бонапартом к мессе и как республиканцы станут расшаркиваться перед ним. Еще бы! они ведь клялись расправиться с каждым, кто возжаждет короны. Забавно было бы увидеть, как сам он однажды учредит большой орденский крест, чтобы награждать им королей, как будет раздавать княжеские титулы и путем женитьбы соединится с каким-нибудь королевским домом… Но горе ему, если он не всегда остается победителем".
Кто-то скажет "Пророк!", я скажу - хорошее понимание логики времени.
Как только вчера выложил пост, Дайри провалились в Страну Оз и до сих пор, кажется, не до конца вылезли оттуда. Ладно, лучше о чем-нибудь хорошем.
Мосин: Памятник Мосина стоит на улице Мосина в Рамони, где он родился. Витус Беринг имеет к Рамони более извилистое отношение, но памятник ему там тоже есть:
Это ездили мы сегодня туда на Ночь музеев. Я был там почти два года назад, а тут освежил впечатление (выставка на цокольном этаже замечательная), кроме того попал туда, куда в прошлый раз не заходил. Временные выставки были с гендерным уклоном - о женах советских маршалов и женщинах в Освенциме. Затем была прогулка с экскурсией до места, где раньше стояла усадьба Ольгино, принадлежащая Ольге Александровне, младшей сестре Николая Второго. Здание на этом месте, хотя и выглядит заброшенным, послевоенный новодел. Первое здание усадьбы было полностью разрушено в войну, так как там располагался госпиталь.
Рамонь сама по себе красива, хотя она называется поселком, но мне больше показалась как небольшой городок. Время было как раз очень подходящее - там вовсю цветет сирень. И виды с высоты классные:
Ольга Лаврентьева – одна из самых любимых «среди меня» даже не российских, а вообще мировых комиксистов. Монохромная рисовка ее графических романов это нечто. Я уже читал ее «ШУВ» (мальчик и девочка, в которых без труда угадывается сама художница и ее младший брат, ведут расследование в 90-е, действие уходит в Загробную Россию и Игрушечную Россию) и «Свою Атлантиду» (вещь еще более густо замешанная на детских впечатлениях и семейной мифологии). Есть и наименее личная вещь – история Янки Дягилевой и Егора Летова. К «Сурвило» я приступал долго из-за серьезности темы – советские репрессии, война, блокада. В прошлом году издательство «Альпака» переиздало этот графический роман, и тут я уже мимо не прошел. Его внешний вид исключительно серьезный – твердая обложка с лакировкой, красный корешок, белая бумага, более чем 300 страниц. Назвав свое произведение девичьей фамилией своей бабушки, Ольга провела через основные вехи ее жизни (детство, арест отца, депортация семьи в Башкирию, возвращение, начало войны, блокада, оттепель и начало реабилитации заключенных) через ее рассказ своим внукам. Да, художница и ее брат здесь снова среди персонажей.
«ШУВ», до этого совсем раскупленный, на днях, кстати, был переиздан той же «Альпакой» - и тоже в твердой обложке. читать дальше
В русском переводе рассказа "И грянул гром" злодейская сущность злобного кандидата в президенты Дойчера ("Немцова", если по-русски) описывается очень общими фразами: " Этот тип против всего на свете — против мира, против веры, против человечности, против разума".
В оригинале акценты расставлены слегка иначе: "There's an anti-everything man for you, a militarist, anti-Christ, anti-human, anti-intellectual". Конечно, в этом контексте это было бы точнее перевести, скорее, как "антихристианин", но все-таки! И да, Брэдбери преподносит христианское мировоззрение как явно положительное качество для потенциального президента. И, если бы он писал это сейчас, список обвинений в адрес Дойчера мог бы чем-то отличаться.
В Джамбуле Елену Михненко сослуживцы побаивались. Хотя ничего страшного в ней не было. Элегантная моложавая женщина, свободно говорила на французском и немецком. Хотя жизнь её била изрядно.
В двадцатых годах семья эммигрирует во Францию, средств к существованию нет, мать работает прачкой, отец киномехаником. В 1927 родители разводятся, в 1934 года умирает от застарелого туберкулёза отец. Эпизод с русским эмигрантом Василием Зайцем, выбравшим именно их кухню, чтобы застрелиться, также хорошего настроения не добавляет . Потом война, в Париж приходят немцы. Елену с матерью вывозят на принудительные работы в Германию. В 1945 приходит Красная армия. Михненко поначалу освобождают, потом арестовывают. Матери предлагают сотрудничество с органами. Она отказывается, после чего получает 8 лет лагерей, дочь - 5 лет ссылки. Кою отбывет в Джамбуле, Казахстан.
Описал свою встречу с ними Сергей Семанов, российский историк: "В тесную, бедноватую мазанку на окраине Джамбула... вошла вдруг элегантная, моложавая женщина, как будто припорхнула из чужого мира в эти пыльные степи. Среднего роста, кареглазая и темноволосая, она была поразительно похожа на отца. И сразу стало ясно - вот Париж, парижанка... Легкая фигурка, быстрые, изящные движения, поразительная непринужденность манер - и все это вдобавок к сильному французскому акценту в русском языке и даже, мне показалось, французской фразеологии. Уж как она умудрялась оставаться изящной и обаятельной в городе Джамбуле Казахской ССР, объяснить это диво не в моих силах... Ее суровая мать за всю нашу недолгую беседу не проронила, кажется, ни слова. Передам её речь по записи, которую я сделал непосредственно после нашей беседы:
"Ненавижу политику с детства. Хорошо помню отца. У нас дома всегда было полно народа, масса газет. И я тогда уже поклялась себе, что никогда не стану интересоваться политикой... У меня нет родины. Францию я родиной не считаю, Россию тоже. Да, я говорю с сильным французским акцентом, когда я говорю по-немецки, то тоже считают, что я француженка. Да, тут очень многие мужчины мною увлекались, но когда узнавали, чья я дочь, шарахались в сторону... Детей я не хотела. Плодить нищих? И чтобы у них была моя судьба? О роли своего отца в вашей истории я во Франции совсем не знала. Когда меня поместили в киевскую тюрьму, одна сокамерница, узнав, чья я дочь, спросила - того самого бандита? Я оскорбилась и ударила ее. Если можно, пришлите мне из Ленинграда французские газеты, здесь их нет" В 1991 году Елена Михненко умирает. Единственная дочь Нестора Махно. Карен Налбандян
тг-канал Большие пожары: Трудно представить себе наименее своевременную картину, чем самое известное полотно Бориса Кустодиева "Купчиха за чаем".
Она написана в конце 1918 г. в Петрограде: в городе постоянные перебои продовольствия и топлива, в стране полыхает Гражданская война, идёт беспощадная борьба с буржуазией.
А на картине сытая, довольная купчиха неспешно попивает чай, самовар сверкает, на столе обильная трапеза, а позади тихая патриархальная провинция.
Всё это, кажется, неспроста. С такой любовью написать арбуз мог только голодный человек. И вся необычная яркость «Купчихи» рождалась из ностальгии по безвозвратно ушедшему старому укладу.
Это отметил сам художник в письме за октябрь 1918 г.: "Очень много работаю, и самых разнообразных вещей, всё, конечно, разрабатываю свои любимые темы русской провинции, отошедшей теперь куда-то уж в глубокую историю". Я бы сказал, первое появление картины на выставке в 1919 г., перед самым наступлением белых на Петроград, было провокацией посильнее, чем "Чёрный квадрат" Малевича.
В годовщину Победы считаю уместным вспомнить одного из ее героев – пусть даже вряд ли много людей вспомнят его одним их первых. Не начиная споров о степени полководческого таланта маршала Семена Тимошенко, упомяну лишь о фактах – на момент 22 июня 1941 года он был наркомом обороны СССР, а значит, одним из тех, кто встретил первый удар. Он был председателем Ставки верховного командования в первые, вероятно, тяжелейшие для страны, месяцы войны и стал одним из семнадцати (включая Брежнева) кавалеров ордена «Победа» - с формулировкой «за планирование боевых операций и координацию действий фронтов». Стихотворение «Timoshenko» написал британский поэт-солдат Сидни Киз, убитый в боях за Северную Африку в двадцать лет, весной сорок третьего. Перевод Артема Серебренникова.
В десятый час он встал, десятимечный, – Был каждый перст клинком; и, препоясав Отвагой чресла, распахнул окно, На судьбоносную взирая ночь.
Там, на ветрах, средь трескотни костров, Или сплетясь любовно, или порознь Принявши позу опьяненных сном, Был полк скривленных тел и лиц пустых, Несомый между вихрей и теней. Услышьте ветер, что колеблет зори! И он пред ликом ночи вспоминал: Растерзанные, в черноте пожаров, Легли поля под гусеницы танков… И сжалась меченосная десница Рукой горюющего земледельца, И гневно-вещих уст его металл Кричал, как обесчещенная дева; Он слышал – носит ветер плач природы, Шумит средь мертвых в зарослях волос.
Он повернулся; с ним качнулась тень, Как древо. Освинцовели глаза. Он, ярый в милости, в любви и в горе, Штабную карту оживил войной.
Лейтенант Александр Чурин, Командир артиллерийского взвода, В пятнадцать тридцать семь Девятнадцатого июля Тысяча девятсот сорок второго года Вспомнил о боге. И попросил у него ящик снарядов К единственной оставшейся у него Сорокапятимиллиметровке Бог вступил в дискуссию с лейтенантом, Припомнил ему выступления на политзанятиях, Насмешки над бабушкой Фросей, Отказал в чуде, Назвал аспидом краснопузым и бросил. Тогда комсомолец Александр Чурин, Ровно в пятнадцать сорок две, Обратился к дьяволу с предложением Обменять душу на ящик снарядов. Дьявол в этот момент развлекался стрелком В одном из трех танков, Ползущих к чуринской пушке, И, по понятным причинам, Апеллируя к фэйр плэй и законам войны, Отказал. Впрочем, обещал в недалеком будущем Похлопотать о Чурине у себя на работе. Отступать было смешно и некуда. Лейтенант приказал приготовить гранаты, Но в этот момент в расположении взвода Материализовался архангел. С ящиком снарядов под мышкой. Да еще починил вместе с рыжим Гришкой Вторую пушку. Помогал наводить. Били, как перепелов над стерней. Лейтенант утерся черной пятерней. Спасибо, Боже - молился Чурин, Что услышал меня, Что простил идиота… Подошло подкрепленье – стрелковая рота. Архангел зашивал старшине живот, Едва сдерживая рвоту. Таращила глаза пыльная пехота. Кто-то крестился, Кто-то плевался, глазам не веря, А седой ефрейтор смеялся, И повторял – Ну, дают! Ну, бля, артиллерия! Юрий Смирнов
Сегодня ровно сто лет с того дня, как в Москве оборвалась жизнь Бориса Савинкова. С тех пор его раз за разом собирают заново из одних и тех же блоков, словно конструктор: социалист-революционер, террорист, писатель, поэт, мистик, потенциальный кандидат в «Вожди», участник воображённой антибольшевистской борьбы… Савинков лично начал творить легенду о себе, на нее наложились мифы советского времени и девяностых, в итоге с одной стороны информации о нем навалом, а с другой дельная научная биография у него, кажется, всего одна...
Говорить о нем можно и час, и два, но в честь даты лишь кратко суммирую: в 1924 году чекистам удалось выманить Савинкова в СССР, а затем, поместив в довольно комфортабельную камеру Лубянской тюрьмы, уговорить «публично разоружиться», обещая за это заменить казнь арестом. Так и случилось, но уже седьмого мая 1925 года Борис Савинков выбросился из окна. По официальной версии свел счеты с жизнью. По альтернативной ему помогли сделать это - и не могу сказать, что это звучит совсем неправдоподобно.
Своеобразная стихотворная эпитафия Анджея Иконникова-Галицкого: Комиссарик Ставки Савинков! Что сидите нога на ногу, в сереньком английском френчике, с пальчиком на револьверчике, в сапогах вверху зауженных, в бриджах свежеотутюженных, с папиросочкой дымящейся — как актёрочка гулящая?
Вы сегодня в славе, Савинков! На волосиках – роса венков. Вам – хоть хлебом не кормите их — внемлют барышни на митингах. Не шампанского, не ренского — Савинкова да Керенского ждут к застолью шкеты светские: юнкерские и советские.
Быстро тают паруса веков. Скоро там вам встреча, Савинков, где убийцы с убиенными, безоружные с военными, боевик с мальчонкой взорванным, Плеве об руку с Созоновым, Цезарь с Брутом, Каин с Авелем, Сергий с Янеком Каляевым.
Что же с вами стало, Савинков, Что ж так выбелилась сталь висков? Что ж глаза, две капли чайные, опрокинулись в отчаяние? Что же им во тьме привиделось? Что с окна в тюрьме летите вниз? Там вас ждут – а лица чёрные — ваши дети обречённые…
Что ж вы губы искусали в кровь, поздний гость Лубянки Савинков?
Примечание. Старший сын Бориса Савинкова Виктор Савинков-Успенский расстрелян в 1934 году. Дочь Татьяна, в замужестве Борисова, в 1935 году вместе с матерью Верой Глебовной была выслана из Ленинграда; потом вернулась; во время войны последовала за репрессированным мужем в Норильск; дата и место её смерти неизвестны. Сын Савинкова от второго брака Лев жил во Франции, воевал на стороне республиканцев в Испании, участвовал во французском Сопротивлении; умер в 1987 году.
Немного внезапно, но у знаменитой позднесоветской игры "Ну, погоди!" на Электронике была и такая версия - видимо, экспортная. Отличалась только тем, что яйца ловил другой персонаж. Мультик, вроде бы, там тоже не показывали.