- Лучше бы он закончил свою семинарию и стал священником. Всем было бы только легче, если бы ему дали это сделать. - О ком это вы говорите? - О Власове, конечно. А о ком вы подумали?
Запомни, пожалуйста, главное — мы тут были. И я не прошу о подробностях — слова, юзерпики наши, и как мы на ощупь — А просто: вот были такие и поодиночке сплыли. Чего уж проще.
Я просто немножко боюсь потеряться при свёртке стека — а так и случится с каждым, кого никто не припомнит — Когда нас начнут поднимать из земли и блогов, из пыли в коврах наших съемных комнат цепочкой деструкторов Для жизни грядущего века. Владимир Навроцкий
У Ахматовой есть и целое стихотворение про наш город, которое я даже и не слышал раньше. Хотя строка про ворон над воронежским Петром в голову вроде бы как-то попала. Но наверное, приписывал ее кому-то другому - да хотя бы Мандельштаму.
И город весь стоит оледенелый. Как под стеклом деревья, стены, снег. По хрусталям я прохожу несмело. Узорных санок так неверен бег. А над Петром воронежским — вороны, Да тополя, и свод светло-зеленый, Размытый, мутный, в солнечной пыли, И Куликовской битвой веют склоны Могучей, победительной земли. И тополя, как сдвинутые чаши, Над нами сразу зазвенят сильней, Как будто пьют за ликованье наше На брачном пире тысячи гостей.
А в комнате опального поэта Дежурят страх и Муза в свой черед. И ночь идет, Которая не ведает рассвета. 1936.
Ой, сваточки-голубочки, едьте домой! Ой, сваточки-голубочки, едьте домой! Привязали черти к осиновой жерди, не поедем! Ох, привязали свиньи, аж на целых три дня, не поедем!
Когда живешь один, привыкаешь выстраивать личное пространство под себя, поэтому приезды родных на несколько дней стали тем еще вызовом. Хорошо что заранее предупреждали, когда поедут "через меня". Нехорошо - что подцепил от них что-то вирусное. Кашель донимает сейчас не так, как дня два назад, но кажется, совсем восстановлюсь только к самому концу августа.
"...И вот мне приснилось, что сердце мое не болит, Оно — колокольчик фарфоровый в жёлтом Китае На пагоде пёстрой… висит и приветно звенит, В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.
А тихая девушка в платье из красных шелков, Где золотом вышиты осы, цветы и драконы, С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов, Внимательно слушая лёгкие, лёгкие звоны".
В центре города появилось новое граффити художника Яна Посадского (у которого раньше были "Маятник Фуко" и надпись "Вонеж" на опорах моста). Силуэты Мандельштама, который прожил в Воронеже несколько лет и Ахматовой, которая приезжала к нему в тридцать шестом.
Заодно узнал, что дом, на который нанесен рисунок, имеет свое название, и оно прекрасно. Дом Карлсонов. Приведение с мотором в этот раз не при чем - Иоганн Карлсон выращивал в Воронеже сосны и пальмы, потом это продолжил его сын.
А доски в память об Анатолии Пепеляеве уже нет на прежнем месте. Сняли - то ли из-за работ в центре города (очень вряд ли, но вдруг), то ли стараниями "неравнодушных граждан", то ли "в рамках общего процесса" с Мемориалом. Доска подавалась как первый "Последний адрес" в Воронеже - первый и, возможно, последний.
Два года с создания этого дневника. Чуть больше года после вакцинации. Думал сходить с поликлинику привиться еще раз, пока нет такой волны, но подвернулась простуда. Болеть в жару около 30 - ну, такое. При этом несмотря на всю жару, конец лета начинает ощущаться. Среди знакомых ничего не говорят об этом, наоборот, у всех отпуска, у многих поездки к морю, но какая-то внутренняя нервность на этот счет уже сейчас. Чуть больше недели.
Одиннадцать абсурдных историй о "виртуальных государствах", нарисованные Ольгой Лаврентьевой (о ее комиксе "ШУВ" я уже писал здесь trent-myoller.diary.ru/p221221980.htm и здесь trent-myoller.diary.ru/p221232700_60-let.htm). Истории внутри можно более-менее четко разделить на две категории. Одна из них связана с попытками известных личностей и групп - поэт-футурист Габриэле Д`Аннунцио, группа Laibach, партия НБП. Основателей государств второй категории сейчас помнят разве что их родственники, а ведь проекты их стран часто были не менее безумны, пусть они не существовали ни в каком виде и дня. Эти попытки заканчивались обычно как-то так: читать дальше Или в крайнем случае так: Но примчались санитары и зафиксировали нас. Последний сюжет сборника это своего рода эпилог - художница делится воспоминаниями из детства и подводит ими подо всем черту. Герои здесь те же, что и в "ШУВ", отражения ее самой и ее младшего брата, история личная и одновременно раскрывающая, как Ольга заинтересовалась всем тем, что описала десяти прошлых сюжетах. Пару самоотсылок на "ШУВ", кстати, можно отыскать и в других историях. Выполнено все это как коллаж, именно такой рвано-хаотичный стиль подходит к изображенному как нельзя. Газетные вырезки, головы животных и рыбьи хвосты у героев... и котики.
Биография человека с двойной (русской и датской) идентичностью, насыщенной биографией и темной репутацией от датского исследователя Второй Мировой. Отражены и жизни родственников Шальбурга, в том числе, его сестры Веры, агентессы трех разведок (советской, немецкой, британской). Для меня герой этой книги проходит по категории "интересная сволочь", предисловие и первые главы пока оправдывают ожидание. читать дальше Одновременно с ней взял и воспоминания Ольги Палей, очень уж хорошая скидка была. Женщина не то что бы интересная сама по себе, но описываемое время "мой любимый цвет и размер", да и восполнение пробелов конкретно по этой части Романовых не будет лишним. Кроме ее воспоминаний в книгу вошли письма, дневниковые записи и стихи ее сына Владимира, убитого в Алапаевске.