Кажется, у меня добавился еще один любимый автор - Лафкадио Хирн. С судьбою прямо-таки удивительной.
Лафкадио, а при рождении Патрик - человек множественной идентичности, смешанного греко-ирландского происхождения, переходящий из православия в католичество, а затем в буддизм. Родившись на Ионических островах, провел детство в Англии, остро чувствуя там свою инаковость. Эмигрировал в США и начал на новом месте с того, что взял в жены негритянку старше себя и с ребенком (популярности в американском обществе это ему не прибавило). Переехал с ней в Луизиану и там из репортера и журналиста начал превращаться в большого писателя, выступив в жанре "южной готики". Ориентиром для себя он брал Эдгара Алана По, но его зарисовки и эссе, вдохновленные креольскими легендами, напоминают и о его современнике Роберте Чамберсе, и о рожденном позже Лавкрафте.
Переход от Америки к Азии был постепенным: сначала Хирн заинтересовался Китаем, с его богатой литературной традицией и многочисленными преданиями о духах и призраках. Затем его интерес перекинулся и на соседнюю Китаю страну - недавно вновь открытую Западом и стремительно догоняющую его Японию.
Хирн отправился в Японию корреспондентом, вместе с другими американскими журналистами. Да так там и остался, стал преподавать английский в Токийском университете и женился второй раз - на японке. Его увлечение буддизмом начиналось еще в его "китайский" период, а теперь он окончательно окунулся в эту среду и взял себе имя, заимствованное из японской священной книги.
Для мира за пределами Японии именно Хирн открыл кайдан - фольклорный жанр, который был очень популярным в тогдашней Японии и дожил до современности в виде городских легенд. Его можно описать как "страшные истории" или, если шире, истории о встрече с чем-то потусторонним. Обработка Хирном этих устных рассказов ( иногда весьма вольная - он мог перевести какое-то японское существо как гоблина, чтобы читателям было понятнее) была чем-то большим, чем попытка просто познакомить Америку с культурой другого народа. Хирну удалось схватить то, что, наверное, было ему близко - то чувство изменчивости в эпоху революции Мейдзи, когда и мир становится не тем, что был раньше, и совы (кошки, лисы и кто только не) не то, чем кажутся. Все эти неупокоенные души, призраки и странствующие заклинатели в оранжевых рясах - с одной стороны то, что скоро уйдет в прошлое, не вынеся сосуществования с железными дорогами и электричеством, а с другой - то, что совсем рядом и открывается тебе, если ты, конечно, не какой-нибудь гайдзин.
И аудитория Хирна, читающая выпуски его рассказов сразу же после их публикации, была двойственна: это и привлеченные очередной экзотикой европейцы с американцами, и сами японцы, изучающие английский язык, но предпочитающие делать это на уже знакомом им материале.
Кроме кайданов из разных сборников, объединенных под одной обложкой, в этот электронный сборник вошли и некоторые китайские предания (их интонация заметно отличается), и эссе, передающие впечатления Хирна, погруженного в новую культуру. Тут и исследования веры японцев в лис-оборотней кицунэ с их небесным покровителем Инари, и рассуждения о японских садах, и описание Лафкадио своего восхождения на Фудзи. Если вам интересно восприятие японского фольклора и образа жизни через призму иностранца или вы задумывались, при каких обстоятельствах нарисованные кошки способны спасти жизнь - сборник Хирна однозначный мастрид.