И лампа взвоет как сурок
Дмитрий Коменденко:
"Порой в советских детских книгах прятались бездны, которым не нашлось бы места в книгах взрослых.
Давным-давно в школьной библиотеке мне попались книги Юрия Коринца «Там, вдали, за рекой» и «В белую ночь у костра». Это полуавтобиографическое описание его детства и общения с дядей. Действие происходит в 1930-е, это я понимал уже тогда (в конце первой книги упоминается гражданская война в Испании). Чего я тогда не знал, так это того, что никакого дяди у автора не было. Образ дяди – это собирательный образ его отца и других его взрослых знакомых. Чего я ещё не знал, так это судьбы автора и его родителей, а она была весьма трагической. Отца расстреляли в 1938-м по обвинению в шпионаже, мать умерла в тюрьме в 1941-м.
Две вышеупомянутые книги были опубликованы значительно позднее, в относительно травоядных 60-х. Разумеется, напрямую в них Коринец ничего о судьбе своих родителей не пишет. Но есть «В белой ночи у костра» одно место, которое уже во взрослом возрасте вывернуло меня наизнанку. Автор описывает, как сплавлялся с дядей по реке Ниве в Мурманской области и ловил там рыбу. Много лет спустя, проезжая на поезде через эти места, он глядит в окно. Только реки уже нет: на Ниве был сооружён каскад ГЭС, и реку пустили по подземному каналу. И проводник рассказывает ему, что, когда обнажилось дно реки, рыбу собирали голыми руками, а дно было усеяно отличными английскими блёснами.
Дальше – цитата: «…всё это были блёсны старых большевиков — дипкурьеров, и дипломатов, и чекистов. Это были блёсны Сайрио, и блёсны Суслина, и блёсны Рудзутака, это были дядины блёсны и блёсны Порфирия — все они приезжали сюда ловить и немало похоронили здесь блёсен. Это были блёсны Революции — вот какие это были блёсны!... потом всё было растащено, всё это сверкающее кладбище блёсен, и ничего в этом нет удивительного, потому что все кладбища рано или поздно исчезают. Но зато остались камни, гигантские надгробия, для кого безликие и безмолвные, а для кого полные значения — говорящие камни, на которых я мысленно высекал имена.
Я, конечно, ничего не сказал об этом проводнику, потому что это было моё, сокровенное, я просто думал об этом про себя, и мне было тяжело и печально и вместе с тем хорошо, потому что до этого у меня никогда не было своего кладбища, как, впрочем, у многих в наше время — у детей без вести пропавших и неизвестно где погибших,— а теперь у меня было своё кладбище, пусть даже кладбище блёсен, пусть растащенных…
…когда сёмга опять пришла в устье Нивы, а река молчала — там было сухое дно! — сёмга не захотела возвращаться. Ей некуда было уходить, хотя уходить было куда: рек на Севере много. И она стала выбрасываться на сухое, мёртвое дно реки, на голые камни, и много её здесь покончило самоубийством».
Сайрио, Суслин, Порфирий – герои книги, об их реальных прототипах можно только догадываться. «Дядя» – отец, расстрелянный в 1938-м. Рудзутак – латышский революционер, советский государственный и партийный деятель, также расстрелянный в 1938-м.
Блёсны мертвецов, лежащие на дне мёртвой реки вперемешку с мёртвой рыбой.
Такая вот детская книжечка".
"Порой в советских детских книгах прятались бездны, которым не нашлось бы места в книгах взрослых.
Давным-давно в школьной библиотеке мне попались книги Юрия Коринца «Там, вдали, за рекой» и «В белую ночь у костра». Это полуавтобиографическое описание его детства и общения с дядей. Действие происходит в 1930-е, это я понимал уже тогда (в конце первой книги упоминается гражданская война в Испании). Чего я тогда не знал, так это того, что никакого дяди у автора не было. Образ дяди – это собирательный образ его отца и других его взрослых знакомых. Чего я ещё не знал, так это судьбы автора и его родителей, а она была весьма трагической. Отца расстреляли в 1938-м по обвинению в шпионаже, мать умерла в тюрьме в 1941-м.
Две вышеупомянутые книги были опубликованы значительно позднее, в относительно травоядных 60-х. Разумеется, напрямую в них Коринец ничего о судьбе своих родителей не пишет. Но есть «В белой ночи у костра» одно место, которое уже во взрослом возрасте вывернуло меня наизнанку. Автор описывает, как сплавлялся с дядей по реке Ниве в Мурманской области и ловил там рыбу. Много лет спустя, проезжая на поезде через эти места, он глядит в окно. Только реки уже нет: на Ниве был сооружён каскад ГЭС, и реку пустили по подземному каналу. И проводник рассказывает ему, что, когда обнажилось дно реки, рыбу собирали голыми руками, а дно было усеяно отличными английскими блёснами.
Дальше – цитата: «…всё это были блёсны старых большевиков — дипкурьеров, и дипломатов, и чекистов. Это были блёсны Сайрио, и блёсны Суслина, и блёсны Рудзутака, это были дядины блёсны и блёсны Порфирия — все они приезжали сюда ловить и немало похоронили здесь блёсен. Это были блёсны Революции — вот какие это были блёсны!... потом всё было растащено, всё это сверкающее кладбище блёсен, и ничего в этом нет удивительного, потому что все кладбища рано или поздно исчезают. Но зато остались камни, гигантские надгробия, для кого безликие и безмолвные, а для кого полные значения — говорящие камни, на которых я мысленно высекал имена.
Я, конечно, ничего не сказал об этом проводнику, потому что это было моё, сокровенное, я просто думал об этом про себя, и мне было тяжело и печально и вместе с тем хорошо, потому что до этого у меня никогда не было своего кладбища, как, впрочем, у многих в наше время — у детей без вести пропавших и неизвестно где погибших,— а теперь у меня было своё кладбище, пусть даже кладбище блёсен, пусть растащенных…
…когда сёмга опять пришла в устье Нивы, а река молчала — там было сухое дно! — сёмга не захотела возвращаться. Ей некуда было уходить, хотя уходить было куда: рек на Севере много. И она стала выбрасываться на сухое, мёртвое дно реки, на голые камни, и много её здесь покончило самоубийством».
Сайрио, Суслин, Порфирий – герои книги, об их реальных прототипах можно только догадываться. «Дядя» – отец, расстрелянный в 1938-м. Рудзутак – латышский революционер, советский государственный и партийный деятель, также расстрелянный в 1938-м.
Блёсны мертвецов, лежащие на дне мёртвой реки вперемешку с мёртвой рыбой.
Такая вот детская книжечка".