Фрау N, королева берлинских «подлодок» -
Всех, предназначенных в отвал,
Скрывающихся от общества
В толще этого общества,
Бесшумных, неотличимых, неопознанных;
Фрау N, та, кто обеспечивает базы,
Указывает путь к чистой воде,
Та, кого зовут (если успевают),
Когда заканчивается воздух,
Ломается винт,
Выход из бухты завешен заграждением,
В общем, та самая фрау N
Просыпается на рассвете,
Как всегда – от взгляда.
Еще зимой взрывная волна
Слизнула кусок стены,
И теперь оттуда смотрит глаз,
Тоже невидимый, выпуклый.
Огромный.
- Доброе утро, - говорит фрау N.
- Доброе утро, - не слышит она.читать дальше
Чай – морковный, кофе – цикориевый,
То и другое – роскошь.
Сигналов тревоги всё меньше,
Кто-то в безопасности, кто-то сбежал,
Кто-то отрезан.
Слишком многие погибли.
Снаружи апрель сорок пятого,
На окраинах идут бои,
Но те, кому положено,
По-прежнему ловят тех, кому не положено
Много что. Например - жить.
И будут ловить до самого конца:
Привычка и развитое чувство долга.
Фрау N не знает, что движет ей самой.
Вероятно – морковный чай.
Сначала она боялась, что удача,
Не оставлявшая ее с тридцать восьмого года,
С того дня, как она сказала подруге
По имени Сара:
«Выбрось документы, мы тебя спрячем» –
Что эта удача – попросту работа гестапо.
Что ее берегут, чтобы надежней поймать
Тех, кого бережет она.
После первой бомбежки – повезло, пронесло - стало ясно,
Что тайная полиция тут ни при чем.
И потом, она все время чувствовала взгляд.
Круглый, внимательный.
Не с тем преломлением.
Как у рыбы.
К пяти часам дня фрау N
Передала еды и денег,
Предупредила о доносе, нашла квартиру,
Успела разминуться с патрулем,
Получила два перспективных удостоверения –
Плоды ночной бомбежки,
Попала под артобстрел, как всегда – удачно.
Знает секрет везения.
Это просто рыба, просто огромная рыба
Летает над Берлином, снимает кино.
И для фильма, для смысла, для ритма
Ей нужен кто-то узнаваемый, привычный,
Чтобы зрителям, тоже рыбам,
было за кем следить.
Они плохо различают людей.
Им нужен один якорь, одна точка фокуса.
Например, фрау N.
А для этого она должна быть живой,
А не мертвой.
Мертвых людей не различают даже люди.
Вот и сейчас – на щеке царапина,
На мостовой дыра,
В десяти шагах – убитая лошадь.
Фрау N выходит из расписания:
Разделывает тушу, раздает местным,
Долго отмывается под уличным краном,
Варит суп из остатков, кормит улицу.
Несколько месяцев назад
Ей было трудно смотреть на этих людей,
Но сейчас всем подряд так плохо,
Что можно снова не разбираться,
Кому помогаешь.
Хотя ей все равно кажется,
Что без этого глаза, без круглого взгляда извне
Она рассыплется, пропадет,
Перестанет быть,
Или станет чем-то совсем другим.
Окружающим.
Нестерпимым.
Но хорошо, что это всего лишь рыба,
Которой нет до нас дела.
Хорошо, что Бог не видит,
что здесь происходит.
У себя дома фрау N застает Красную Армию,
Не всю, несколько человек,
Остатки штурмовой группы.
Тут она теряет самообладание
И очень резко объясняет им,
Что взрослые люди, ну взрослые же люди!
Не должны воевать в этом состоянии.
Ставит на огонь воду, достает бинты.
Красная Армия не понимает немецкого
И не любит, когда на нее кричат,
Но, к счастью, не спорит. И прекрасно.
Они еще должны дойти до центра –
и все закончить.
После ухода вражеских войск,
Фрау N падает в сон как в воронку.
Во сне за ее окном
Висит огромная синяя рыба,
Сквозь нее сияет апрельская луна.
Рыба прикрывает собой дыру в стене,
Хотя в этом нет необходимости,
Окно цело, все живы.
Одиннадцатого мая фрау N
Просыпается через три часа после рассвета.
От холода.
В городе тихо. С той стороны дыры
Разворачиваются мат –
Она уже знает его на слух –
И полевая кухня.
Очень странное чувство.
Взгляда нет, а она по-прежнему есть
И можно жить дальше,
Хотя пока непонятно - как.
«Я их просто выдумала. - говорит она себе.
Рыбу. Съёмочную группу.
Свою особую удачу.
Сошла с ума отдельно, по-своему,
Чтобы не сходить вместе со всеми.
Но теперь надо возвращаться».
Взгляда нет.
- Доброе утро. - по привычке говорит фрау N.
И слышит: «Доброе утро».
Елена Михайлик